Приложение 1
1830-е годы
«Вон группа ребятишек играет
в зайчики: зайчик, чтоб вернее не быть пойманным, скользит
между девушками, шмыгает им под руки, беспрестанно оглядываясь
назад, чтоб не упустить из виду движений своего преследователя.
Собачка, в свою очередь, тоже ныряет в хоровод; наконец
шалуны надоедают, и девушки, без церемонии, наделяют их
тузами и подзатыльниками. Ребятам это, разумеется, ни по
чем, – они и платят своим обидчицам тем же… Вон еще, вправо
от хоровода, на лужку, другая группа мальчишек сидит кружком
на земле, а один мальчишка ходит около кружка и кладет на
позади одного жгут. Несчастный, вовсе не подозревая грозящей
ему опасности, сидит преспокойно, как вдруг раздается по
его спине резкий удар жгутом. Все смеются, а ему не до смеха.
Он проворно вскакивает и бежит от своего гонителя, но тот
преследует его, и на бегу успевает влепить ему еще ударов
пять горячих, как обыкновенно выражаются игроки
в жгут. А вон, влево от хоровода еще маленький хоровод,
или вернее – бледное подражание настоящему… Но вот, и мальчики
и девочки, наскучив и жгутом, и игрою в зайчики, все соединяются
в одну гурьбу, шумно вторгаются в середину хоровода, падают
друг на дружку и кричат благим матом: мала-груда! мала-груда!
Девушки, выведенные из терпенья, употребляют крайние меры
для прекращения беспорядков, и – порядок восстанавливается.
Шалунов выталкивают из хоровода, и игры продолжаются»…
Н.А-в. Воробьевы горы. // – Москвитянин. – 1853. – №11. – С.133-134.
Начало XIX века
«Прежние московские загородные гулянья не имели того
комфорта, которым отличаются нынешние…
В старину многим нравилось в летнее время гулять на
Воробьевых горах. С них видна вся Москва, как на ладони,
и представляет прекрасную картину. В это время горы были
покрыты лесом, который укрывал гуляющих от летнего жара;
местность сухая, высокая и лесистая делала воздух здоровым.
Под горой протекает Москва-река, на ней устроены купальни,
а на горах были раскинуты палатки для цыган и торгующих
съестными и питейными продуктами; пиво было бархатное, розовое,
вино крепкое, хлебное, здоровое, без всякой примеси, так
что, выпив стакан, можно было сказать, что оно было дешево
и сердито. Сюда каждое воскресенье приезжала богатая купеческая
молодежь покутить, выпить винца и послушать цыганских песен.
Рано утром и вечером с соседних дач приезжало сюда много
хорошей публики для купанья и прогулок на горах; они пили
чай…
…Теперь
же на этом шумном месте воцарилась тишина по случаю закладки
фундамента для храма Спасителя, постройка которого не состоялась.
Вековой дубовый лес вырублен, горы во многих местах изрыты,
осталось только одно воспоминание о прошлом веселом времени».
Глушковский А.П.
Воспоминания балетмейстера. / Публ. и вст. статья.
Ю.И Слонимского.
– М.-Л.: Гос.изд-во «Искусство», 1940. – С.74
1914 год
«Общую картину Воробьевского чаепития под зелеными
кущами я решительно отказываюсь описывать. Это надо видеть
самому! Чайные столики расставлены так тесно, что мы касаемся
ногами и затылками наших соседей и соседок. И при этом ни
одного свободного местечка!.. Все зараз говорят, спорят,
кричат, поют, хохочут; бабы визжат, дети плачут, мужчины
весело отругиваются и хлопают под столом пробками. Так как
рядом, за плетнем, такой же чайный сад, с такими же чайными
бабами в сарафанах и также сплошь переполненный публикой,
то в воздухе стоит такой адский гомон, как на деревенской
ярмарке…»
Щеглов И. На
Воробьевых горах. // Москва и ее жизнь. – СПб. 1914. – С.282-283.
1925 год
«День отдыха. Два вагона, доставившие нас на Ленинские горы, направились
в обратный путь порожняком, а: на смену им поминутно
приходят, из города все новые и новые, переполненные пассажирами.
Другое, не менее сильное течение
горожан направляется сюда водным путем – на моторных лодках и пароходах.
Зеркальная поверхность реки усеяна лодками, лодчонками, байдарками, а все лужайки, тропинки и откосы террас
пестрят гуляющими.
Толпа колышется, движется взад и вперед, течет
потоками вверх и вниз,
по тропинкам, и ярко женские наряды переливаются
всеми цветами радуги на зеленом фоне травы и деревьев. Вдали
за рекою и огородами видна, как на ладонке,
оставленная нами Москва.
Вот, на пологой дорожке спускается вниз красивая шеренга детей.
Впереди развевается красное знамя и доносится издали барабанная
дробь. По красным платочкам и таким же галстухам узнаю пионеров.
Вслед за первым, движется
другой такой же отряд, третий, четвертый... Синие костюмчики
сменяются зелеными, за ними идут черные, серые, белые, затем – сочетание синего цвета; с зеленым, черного с белым и т.д. без конца.
Отряды один за другим располагаются на зеленой равнине Международного Красного Стадиона, который вскоре приобретает вид огромного
поля, поросшего цветущим красным маком…
…Начинаются игры, гимнастические упражнения. Тем временем на реке развертывается другая картина: происходит открытие водного сезона. На торжество прибыла из Москвы
флотилия из 250-ти гоночных и прогулочных судов… Тут же
присутствует в полном составе красивая флотилия О-ва спасания на водах. Продолжительные звонки, послышавшиеся позади станции, дали знать о начале концерта. Публика компаниями и в одиночку собирается на верхние площадки террасы, где над бурным морем человеческих голов пестрят на подмостках
яркие платья хора.
Доносится хоровое пение. Но сцене кружатся лихие плясуньи...
Антракт. Бойко торгуют киоски с лакомствами и прохладительными напитками; в садике Моссельпрома
со множеством столиков – полным-полно.
Одни мирно беседуют или закусывают, другие сосредоточенно смотрят на реку, по которой на пароходах
и лодках продолжали прибывать
все новые и новые волны гуляющих.
С площадок, на которых расположились главные массы гуляющих, несколько расчищенных дорожек
ведут в глубь леса. Дорожка, вьющаяся вдоль берега,
переплетена выпятившимися из земли корнями и то подымается вверх на крутые гребни возвышений, то
снова опускается в глубокие овраги, по дну которых
струятся к речке ручейки.
С каждым шагом лес становится все гуще. Звуки оркестра доносятся
все слабее и, наконец, совершенно смолкают. Постепенно картина резко
изменяется. Вместо отдельных групп небольших
деревьев, вековые березы ушли вершинами
в небо. В тени задумчивых кленов прячутся
небольшие пруды, дышащие свежестью
и покоем…»
Волошневич В. На Ленинских
горах. //
Строительство Москвы. – 1925. – №7. – С.19-22.
1928 год
«В праздничный летний день, когда замирают учреждения, заводы, фабрики, магазины,
в городе, кажется, становится
особенно душно и тягостно. Москва тогда пустеет. И в эти дни Воробьевы горы кишат праздничными толпами, пестреют одеждами, гудят говором,
смехом, медным уханьем оркестров, лихой песней, перебором гармошек.
По зеленым лужайкам, по крутым сыпучим тропинкам бродят группы гуляющих. Кумачовые платки, туго стянувшие подстриженные
русые головы, разноцветные тюбетейки на бритых: макушках,
мускулистые обнаженные торсы, тронутые бронзой загара, голоногие
физкультурницы.
…Жарко. Берега завалены полуодетыми и раздетыми. У берегов река похожа
на уху со снитками. Кишит, радостно визжа и брызгая, несметная детвора. Плывут красноголовые женщины, выбивая пятками фонтаны. Кроют саженками, посверкивая
мокрыми загорелыми плечами,
мужчины.
Река полна лодок, яликов, челноков, байдарок. Торопливо стуча, распарывают
водяную гладь моторки, битком набитые, шныряющие между городом
и Воробьевыми горами. Серебряный
хвост стелется за их кормой.
У пристани ревет и выбрасывает из трубы белый султан дыма отходящий пароход. Он проходит, направляясь к Болоту; на палубе его густо сидит публика; за ним тяжело катятся к берегу волны, – и тогда лодки с полуголыми гребцами и девушками в купальных костюмах торопливо гребут – покачаться на волнах.
Иногда, узкая и длинная как веретено, быстро скользит гичка. Восемь голубых гребцов, сидящих на корточках один за другим, ударяют разом, откидываются, снова заносят вспыхивающие
весла – и гичка стремительно режет воду.
Особенно густо и пестро у водной станции. Сверху, с террасы, мягко плывут звуки оркестра, крутые откосы берега усеяны сидящими
на траве зрителями, а внизу, в воде, снуют головы в белых и красных чепчиках и перелетает мяч. В деревянном складном белом квадрате, с сетчатыми воротами по краям, плавающем
на воде, снуют игроки. Стая лодок окружает белый
квадрат. Мяч перебрасывается из одних рук в другие,
игроки плывут к нему саженками, разрезая головой воду, вырывают
мяч, топят друг друга. Зрители следят
настороженно.
– Раз – повел!.. Раз!.. Пошел, пошел,
пошел. Так его!..
– Хоп... Принял ... Есть! Вот молодчина!..
И рукоплескания удачному удару, «забившему гол», перекатываются по разноцветному берегу.
Среди молодых людей в белых костюмах и женщин в летних шляпах снуют пловцы,
одетые только в повязку на бедрах, девушки, голоногие, голорукие,
в трусиках, фуфайках, купальных костюмах. Молодые, крепкие тренированные тела, накрепко прожаренные солнцем, с буграми мышц, перекатывающихся под бронзовой кожей.
– Дорогу, товарищи, дорогу!..
Девушки в голубых тельниках и колпачках осторожно несут на поднятых руках длинную гичку, легкую и ходкую. Смесят ее вниз, на плот, разом легко и осторожно пускают на воду. Начинается состязание гребцов. Восьмерки, четверки, одиночки,
мужские и женские, наперегонки
скользят по реке...
А кругом, на лесистых холмах, лужайках, тропинках, террасах Воробьевых гор снует толпа. Где-то рявкает оркестр лихой буденовский марш, вылетает клочек хоровой песни...
Пляшут. Кольцом обступает
толпа танцоров. А танцоры
стараются. Одни сменяются другими. Молодой красноармеец, туго притоптывая точно чугунными: сапогами, наяривает на «венке» русскую. Физкультурница
текстильщица неутомима.
Широкое молодое лицо неподвижно,
почти скучающе, зато ноги откалывают одно коленце замысловатее
другого.
Из другого кружка летит тонкий женский голос:
– ... «Этаким манером
Почему бы не сплясать
С таким кавалером»...
Работница плывет павой, поводит плечами и вдруг разражается по адресу гармониста новой частушкой, едва ли не сейчас сочиненной:
– «У нашего игрока
Болит правая рука,
Завязанный пальчик, –
Сам хороший мальчик»...
– Хо-хо! – грохочут зрители.
– Здорово!..
Редким кругом пестрые физкультурницы, лягушечно-зеленые красноармейцы, молодые матросы. В цепкие ладони шлепается кожаный мяч, перелетающий из рук в руки, не дается стоящей в кругу проворной девушке.
Тут же физкультурники разминают кости, веселей гонят по жилам молодую кровь.
Здесь часто бывают комсомольские
праздники, народные гулянья,
торжества, юношеские и пионерские парады.
Сверху, с трибуны, взлетевшей над самой кручей, видна вся широкая площадка.
Над трибуной ветерок путается
в гирляндах морских флажков и вымпелов, а с трибуны, приставив к губам медный рупор, – обычный голос человеческий тает в этой шири, – ораторы
один за другим
бросают вниз, в проходящие колонны, слова привета.»
Фибих
Д. На «Воробьевке».
//
Прогулки по Москве. – М.: Рабочая Москва, 1928. – с.21-35.
